Василич был солидарен со мной, и тоже не стремился как-то повлиять на происходящее снаружи. «Постоят да разойдутся», — констатировал он.

Первым делом сейчас предстояло разобраться с советом, и это было куда серьёзнее сборища зевак под окном.

— Всех кого нашли, собрали в актовом зале. Одиннадцать человек. — доложил подошедший боец.

Одиннадцать, из почти трёх десятков, это конечно немного, но если считать с теми что взорвались в кабинете, выходит что больше половины, — кворум фактически. Но Василича такое количество не устроило.

— Почему так мало? — нахмурился он.

— Не знаю. — пожал плечами боец. — Может ещё подтянутся...

Подождать конечно можно, но, на мой взгляд, смысла тянуть не было, — довести до присутствующих что глава вернулся и выборы отменяются, да распустить.

Чуть позже подошёл Олег, и объяснил ситуацию. Как оказалось, пятеро из совета просто пропали, причём, по словам их домочадцев, все они ушли на собрание ещё утром. Двое оказали сопротивление, и ходить пока не могли, ещё один сбежал — сказал что оденется и выйдет, а сам в лес, а там огородами куда-то за реку двинул. Оставшиеся видимо просто спрятались, но, на самом деле, это не имело никакого значения, как я и говорил, количество было уже не важно.

Мы прошли в зал. Рассевшись на стульчиках, эти люди тихонечко переговаривались меж собой, с опаской косясь на окружающих. Я почти всех знал, — доводилось присутствовать на обсуждениях, да и так со многими общался, но такими как сейчас, ни разу их не видел. Не понимая что происходит, они растерянно глядели по сторонам, и явно были напуганы. Причём, что примечательно, здесь были только те, кто реально работал в совете, отвечая за некоторые стороны жизнедеятельности станицы. Четверо женщин, и семеро мужчин.

При появлении Василича, они оживились, и дружно повернулись к нему, надеясь на какое-то объяснение.

Но объясняться и оправдываться тот не стал, что было вполне логично, и весь разговор, точнее обращение, занял не больше полутора минут. После этого он постоял ещё сколько-то, видимо ожидая вопросов, но их не последовало, и развернувшись на каблуках — по-военному чётко, вышел за дверь.

Я проследовал за ним.

— Развезите их по домам. — обратился он к одному из подпирающих двери бойцов, немолодому уже, усатому станичнику. И тут же обернувшись ко мне, спросил,

— Нормально я сказал? Или пожёстче надо было?

— Посыл конечно хороший, но тут как карта ляжет. Здесь-то они по-любому молчать будут, а вот как выйдут, так и поглядим. Это как семена, — что посеешь, то и пожнёшь. — ответил я ему.

— В смысле? — нахмурился Василич, в который раз поправляя автомат на пузе.

— В прямом. Они сейчас соберутся где-нибудь, перебулькают, решат что-то для себя, и уже к вечеру, думаю, мы узнаем — хорошо ты говорил, или не очень.

От того, как поведет себя «элита», сейчас зависело очень многое. Смирятся, и примут как есть — хорошо, не примут — плохо. Но, как бы там ни было, проблемы будем решать по мере их поступления.

— Ну а мне то, мне-то что делать? — ещё пуще нахмурился он.

Честно говоря, однозначного ответа на этот вопрос у меня не было, но я видел, что если поделюсь с ним своим незнанием, он, скорее всего, совсем размякнет.

— Работать, Василич, работать. — безапелляционно заявил я, — Людей по периметру расставлять, графики дежурств переписать, по хозяйственным объектам проехать, подбодрить кого, поругать, задержанных разместить куда-то, организовать всё. Куча дел у тебя, а ты тут репу чешешь. Иди уже, работай!

Василич задумался на секунду, явно осмысливая услышанное, и просветлев лицом, пошёл к лестнице, на ходу отчитывая одного из своих бойцов.

Глава 19

Естественно я тоже переживал, тоже волновался, и иногда жалел что никто не может сказать тех слов, какие я сказал Василичу. — Мол иди Вася работай, всё пучком будет, даже не сомневайся. Мы тут за тебя подумаем, а ты главное не унывай, и держи хвост пистолетом. Может с зеркалом поговорить?

Но вообще, с течением времени, — а с момента «переворота» его прошло уже достаточно, оказалось, что переживал я зря. Никаких бунтов, или чего-то подобного не случилось. Новость о возвращении Сергея Алексеевича разлетелась моментально, и населением была воспринята весьма благосклонно. Оставалось только его самого в чувство привести. Конечно же он протрезвел, но возвращаться на рабочее место, пока отказывался, мотивируя какими-то только ему понятными принципами. Поэтому приходилось как-то выкручиваться.

Остатки совета — те самые одиннадцать человек, продолжали работать, правда не совсем в прежнем виде. Теперь это был скорее исполнительный орган, ни о каком возвращении к прежнему порядку не было и речи.

На этом хорошие новости закончились, а плохие только начинались.

Дядя Саша сбежал из под присмотра, добрался до самолёта, и занимаясь ремонтом, требовал отмщения. В доме покойного охотника нашлись подтверждения, указывающие на многочисленность действующей в селе подпольной организации. Многие не понимали зачем кому-то из наших, сельских, такой геморрой, и не особо верили полученной информации. Но, на мой взгляд, причина банальна — неуверенность в завтрашнем дне. Эти люди не верили в то что мы выстоим, и предполагая что рано или поздно станицу захватят, заранее выторговывали себе какие-то блага в новой жизни. Сколько их было, мы не знали, но, судя по свидетельствам, достаточно для беспокойства. Первый, и самый явный след оборвался сразу — сбежавший в лес тип, как раз и ездил на наследившей возле аэродрома буханке. По всей видимости и пленник говорил мне о нём. Были ещё улики, но уже не такие прямые, и обвинить человека на их основании мы не могли. Естественно все эти люди были взяты под особый надзор. У кого было оружие — изъяли, кто имел доступ к каким-то важным вещам — такой доступ закрыли.

Причём все понимали что под раздачу попали и совершенно непричастные, но рисковать мы не могли, слишком многое было поставлено на карту.

Но как бы там ни было, всё что мы предприняли, свои плоды принесло. Главное, на сегодняшний день, что оставшись без оружия и лишившись лидеров, «оппозиция» временно притихла. Если какие-то движения у них и происходили, то как-то очень уж незаметно.

Так что, если не считать мелочей, всё было более-менее терпимо, и привычная жизнь потихонечку восстанавливалась.

Основываясь на принципах военного коммунизма, к управлению мы никого не привлекали, решая все поступавшие вызовы своими силами, естественно, ссылаясь при этом на главу.

Дежурства на постах пришлось усилить, особенно на дальних, и тех что со стороны реки. В самом селе постоянно патрулировала не пара экипажей как раньше, а четыре, по одному на три улицы. Усилили охрану штаба, особенно в ночное время, так же выставили блокпост возле самолёта. Организовали график дежурств в больничке и школе. В общем постарались прикрыть все критически важные для села направления.

Технически сделать это было несложно, но из-за нехватки людей, — тех кому можно доверять, пришлось сильно уплотнить график. Если раньше дежурили на постах по двенадцать часов раз в три дня, то сейчас получалось через день, а иногда и чаще.

Пленного лётчика перевели в одну из переделанных под камеру школьных подсобок. Само собой выставили охрану, не столько чтобы он не сбежал, сколько чтобы его не прибили. И хотя времени у меня в эти дни было не особо много, но пару раз я с ним всё-таки пообщался.

Ничего нового по произошедшему в селе он не добавил, во всяком случае ничего важного, но в остальном беседы проходили очень познавательно.

Прожив в этом мире три с половиной года, он многое повидал, и довольно охотно делился своими знаниями.

Про какие-то вещи я уже слышал, некоторые видел сам, но из каждого разговора удавалось вынести что-то важное, или хотя бы любопытное. Например про дефицит боеприпасов мне уже было известно, но услышать от очевидца, насколько всё серьёзно, было весьма кстати. На тот момент когда он ещё находился в городе, — а это недели три как, найти патроны можно было лишь редкие, особой популярностью не пользующиеся. Например для чего-то конкретно архаичного, и не часто встречающегося. Правда просили за них тоже немало, но их хотя бы можно было достать.